Имя – тропа между субъектом и объектом, воспринимающим и воспринимаемым, познающим и познаваемым, место их встречи, их единения.
Алексей Лосев

Знаменитые мужчины

Выберите пол

Знаменитые женщины   Знаменитые мужчины

Выберите первую букву имени


Знаменитые мужчины с именем на букву Ж


Жан-Поль Шарль Эмар Сартр (1905-1980)




Биография

Жан-Поль Шарль Эмар Сартр

Французский философ, представитель атеистического экзистенциализма (в 1952-1954 годах Сартр занимал близкие к марксизму позиции), писатель, драматург и эссеист, педагог. Одним из центральных понятий для всей философии Сартра является понятие свободы. У Сартра свобода представлялась как нечто абсолютное, раз навсегда данное («человек осужден быть свободным»). Она предшествует сущности человека. Сартр понимает свободу не как свободу духа, ведущую к бездействию, а как свободу выбора, которую никто не может отнять у человека: узник свободен принять решение – смириться или бороться за свое освобождение, а что будет дальше – зависит от обстоятельств, находящихся вне компетенции философа. Концепция свободы воли развертывается у Сартра в теории «проекта», согласно которой индивид не задан самому себе, а проектирует, «собирает» себя в качестве такового. Тем самым, он полностью отвечает за себя и за свои поступки. Для характеристики позиции Сартра подходит им самим приведенная в статье «Экзистенциализм – это гуманизм» цитата Понжа: «Человек – это будущее человека». «Экзистенция» и есть постоянно живой момент деятельности, взятый субъективно. Этим понятием обозначается не устойчивая субстанция, а постоянная потеря равновесия. В «Тошноте» Сартр показывает, что мир не имеет смысла, «Я» не имеет цели. Через акт сознания и выбора «Я» придает миру значение и ценность. Именно человеческая деятельность придает смысл окружающему миру. Предметы – это знаки индивидуальных человеческих значений. Вне этого они – просто данность, пассивные и инертные обстоятельства. Придавая им то или иное индивидуально-человеческое значение, смысл, человек формирует себя в качестве так или иначе очерченной индивидуальности.


Подробнее об имени Жан

Афоризмы

А ну, познания человеческие, поглядим, кто – кого!

Абсурд – это грех без Бога.

Ад – это другие.

Боязливый дорожит в ожидании опасности, трусливый – когда она настала, а храбрый – когда миновала.

Бунт – всегда прав.

Бывают дни, когда человек вселяет в меня ужас.

Было нечто, чем я, не сознавая этого, дорожил больше всего на свете. Это была не любовь, боже мой, нет, и не слава, не богатство. Это было… В общем, я воображал, что в известные минуты моя жизнь приобретала редкий и драгоценный смысл. И для этого не было нужды в каких-то особых обстоятельствах, нужна была просто некоторая четкость.

Важно не то, что сделали из меня, а то, что я сам сделал из того, что сделали из меня.

Вот оно время в его наготе, оно осуществляется медленно, его приходится ждать, а когда оно наступает, становится тошно, потому что замечаешь, что оно давно уже здесь.

Вот ход моих рассуждений: для того, чтобы самое банальное происшествие превратилось в приключение, достаточно его рассказать. Это-то и морочит людей; каждый человек – всегда рассказчик историй, он живет в окружении историй, своих и чужих, и все, что с ним происходит, видит сквозь их призму. Вот он и старается подогнать свою жизнь под рассказ о ней. Но приходится выбирать: или жить, или рассказывать.

Вот этого как раз и надо остерегаться – изображать странным то, в чем ни малейшей странности нет. Дневник, по-моему, тем и опасен: ты все время начеку, все преувеличиваешь и непрерывно насилуешь правду.

Все сущее рождено без причины, продолжается в слабости и умирает случайно. Бессмысленно то, что мы рождаемся, бессмысленно, что умираем.

Всякий антикоммунист – сволочь (иногда дают перевод – собака).

Господи, как они дорожат тем, что все думают одно и то же.

Действительное будущее – есть возможность такого настоящего, которое я продолжаю в себе и которое есть продление действительного в себе. Мое будущее вовлекает как будущее сосуществование очертания будущего мира. Будущее в себе, которое обнаруживается моим будущим, существует в направлении прямо соединенном с реальностью, в которой я существую.

Диалектика как движение действительности невозможна, если не диалектично время, т.е. если отрицают определенную активность будущего как такового. Мы должны понять, что ни люди, ни их действия не находятся во времени: время, как конкретное свойство истории, созидается людьми на основе их изначального времяполагания.

Для того, чтобы сочувствовать чужому страданию, достаточно быть человеком, но для того, чтобы сочувствовать чужой радости, нужно быть ангелом.

Для экзистенциалиста человек потому не поддается определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем таким человеком, каким он сделает себя сам.

Еврей – это тот, кого другие считают евреем.

За любое счастье приходится расплачиваться, нет такой истории, которая не кончилась бы плохо. Пишу об этом не с какой-то патетичностью, а просто так, хладнокровно, потому что всегда так думаю и потому что надо было об этом здесь сказать. Это ничуть не мешает мне впутываться в истории, но у меня всегда было убеждение, что у них будет мрачный конец, никогда мне еще не приходилось испытать счастья без того, что бы я не подумал о том, что произойдет после.

История любой человеческой жизни есть история поражения.

Как приятно впадать в безнадежное отчаяние. Это дает право дуться на весь мир.

Когда живешь один, вообще забываешь, что значит рассказывать: правдоподобные истории исчезают вместе с друзьями.

Мне кажется, что у каждого из нас есть свое отчаяние, тенью следующее за нашей уверенностью в себе, за нашим спокойным настоящим.

Мне так нравилось вчерашнее небо – стиснутое, черное от дождя, которое прижималось к стеклам, словно смешное и трогательное лицо. А нынче солнце не смешное, куда там… На все, что я люблю: на ржавое железо стройки, на подгнившие доски забора – падает скупой и трезвый свет, точь-в-точь взгляд, которым после бессонной ночи оцениваешь решения, с подъемом принятые накануне, страницы, написанные на одном дыхании, без помарок. Четыре кафе на бульваре Виктора Нуара, которые ночью искрятся огнями по соседству друг с другом, – ночью они не просто кафе, это аквариумы, корабли, звезды, а не то огромные белые глазницы – утратили свое двусмысленное очарование.

Мои воспоминания – словно золотые в кошельке, подаренном дьяволом: откроешь его, а там сухие листья.

Мы не верим в прогресс. Прогресс – это улучшение. Человек же всегда находится лицом к лицу с меняющейся ситуацией, и выбор всегда остается выбором в ситуации.

Мы являемся тем, что мы хотим.

Наверно, это переворачивает всю душу. Если бы мне довелось однажды куда-нибудь поехать, мне кажется, перед отъездом я описал бы на бумаге все мельчайшие черточки своего характера, чтобы, вернувшись, сравнить – каким я был и каким стал. Я читал, что некоторые путешественники и внешне и внутренне изменялись настолько, что по возвращении самые близкие родственники не могли их узнать.

Надо, чтобы люди поняли, что в счет идет только реальность, что мечты, ожидания и надежды позволяют определить человека лишь как обманчивый сон, как рухнувшие надежды, как напрасные ожидания, то eсть определить его отрицательно; а не положительно.

Настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния.

Ничего нового. Существовал.

Но когда мы говорим, что человек ответствен, то это не означает, что он ответствен только за свою индивидуальность. Он отвечает за всех людей.

Но я ничего больше не вижу: сколько я ни роюсь в прошлом, я извлекаю из него только обрывочные картинки, и я не знаю толком, что они означают, воспоминания это или вымыслы.

Огородник может решать, что хорошо для моркови, но никто не может решать за другого, что есть благо.

Однако на сотню мертвых историй сохранялись одна-две живые. Эти я вызываю в памяти с осторожностью, не часто, чтобы они не износились. Выужу одну, передо мной воскреснет обстановка, действующие люди, их позы. И вдруг стоп: я почувствовал потертость – сквозь основу чувств уже проглядывает слово. Я угадываю: это слово вскоре займет место многих дорогих мне образов. Я сразу останавливаюсь, начинаю думать о другом – не хочу перетруждать свои воспоминания. Но тщетно – в следующий раз, когда я захочу их оживить, многие из них уже омертвеют.

Писатель находится в ситуации его эпохи: каждое слово имеет отзвук, каждое молчание – тоже.

Под экзистенциализмом мы понимаем такое учение, которое делает возможной человеческую жизнь и которое, кроме того, утверждает, что всякая истина и всякое действие предполагают некоторую среду и человеческую субъективность.

Пока живешь, никаких приключений не бывает. Меняются декорации, люди приходят и уходят – вот и все. Никогда никакого начала. Дни прибавляются друг к другу без всякого смысла, бесконечно и однообразно.

Постановка «я могу» приводит к положительному результату, постановка «я не могу» не приводит ни к какому результату.

Право на любовь мы завоюем кровью.

Прогресс – это длинный крутой подъем, который ведет ко мне.

Реализовать себя по-человечески человек может не путем погружения в самого себя, но в поиске цели вовне, которой может быть освобождение или еще какое-нибудь конкретное самоосуществление.

Респектабельные люди верят в Бога, чтобы только не говорить о нем.

Смысла жизни не существует, мне придётся самому создавать его!

Социалисты? Ну и что? Я иду гораздо дальше, чем они. Если ты следовал за ним по этой опасной стезе, ты вскоре трепеща должен был отринуть все – семью, родину, право собственности, самые священные ценности. На какую-то долю секунды приходилось даже подвергнуть сомнению право буржуазной элиты стоять у власти. Еще шаг – и вдруг все становилось на свои места, как ни странно, подкрепленное убедительными, на старый лад, доводами. Ты оборачивался и видел, что социалисты остались далеко позади, совсем крохотные, они машут платками и кричат: «Подождите нас».

Средние люди – это не значит скромные. Напротив, они гордятся тем, что они средние.

Темперамент – еще не действие.

Теперь я один. Не совсем один. Есть еще эта мысль, она рядом, она ждет. Она свернулась клубком, как громадная кошка; она ничего не объясняет, не шевелится, она только говорит: «нет». Нет, не было у меня никаких приключений.

Тот, кто в тревоге узнает, что обстоятельства его жизни – это заброшенность в такую ответственность, которая ведет к полному одиночеству, тот больше ничего не знает об угрызениях совести, о раскаянии, о самооправдании.

У каждого настоящего есть свое будущее, которое освещает его и которое исчезает вместе с ним, становясь прошлым-будущим.

У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет её как может.

Человек – это не сумма того, что у него есть, а производное того, чего у него пока нет, но может быть.

Человек должен обрести себя и убедиться, что ничто не может его спасти от себя самого, даже достоверное доказательство существования Бога.

Человек есть то, что он из себя делает и как творит себя.

Человек обречен на свободу.

Человек осужден быть свободным; выброшенный в мир, он отвечает за все свои действия.

Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь.

Экзистенциализм – это гуманизм.

Я – маленький хозяин … Очень хорошо! Но от меня кормится сотня рабочих, вместе с их семьями. Если у меня идут хорошо дела – они первые от этого выигрывают, но если я вынужден закрыть завод – вуаля: они на улице. Я не имею права, – сказал он, подчеркивая каждое слово, – плохо вести дела. Вот это, по-моему и есть «классовая солидарность».

Я всегда могу выбрать, но я должен знать, что даже в том случае, если я ничего не выбираю, я тем самым все-таки выбираю.

Я думаю, что добрая половина всех человеческих деяний имеет своей целью реализовать нереализуемое. Думаю, что большинство наших самых мелких разочарований объясняется тем, что нечто нереализуемое представляется нам в будущем, а затем, какое-то время спустя, уже в прошлом – реализуемым, и тем, тогда-то мы и чувствуем это, что мы его не реализовали.

Я есть мое прошлое, и если меня нет, мое прошлое не будет существовать дольше меня или кого-то еще. Оно не будет больше иметь связей с настоящим. Это определенно не означает, что оно не будет существовать, но только то, что его бытие будет неоткрытым. Я единственный, в ком мое прошлое существует в этом мире.

Я сам своя свобода.

Я собачонка, я зеваю, по щекам катятся слезы, я чувствую, как они текут. Я дерево, ветер шелестит в моих ветвях, легонько их колеблет. Я муха, я ползу по стеклу, соскальзываю, снова ползу вверх. Иногда я ощущаю, как ласку, движение времени, иногда, чаще всего, я чувствую, как время стоит на месте. Дрожащие минуты осыпаются, погребая меня, бесконечно долго агонизируют, они увяли, но еще живы, их выметают, на смену им приходят другие, более свежие, но такие же бесплодные; эта тоска зовется счастьем. О своем одиночестве я никогда не думаю – во-первых я не знаю, как это называется, во-вторых, я его не замечаю, я всегда на людях. Но это ткань моей жизни, основа моих мыслей, уток моих радостей.





нет комментариев




ВНИМАНИЕ: комментарии со ссылками, изображениями и видеороликами размещаются после проверки!